В 2014 году пограничника Фруде Берга, который почти уже дослужился до пенсии, впервые завербовала Норвежская разведывательная служба (NIS). Берг служил в Киркенесе, городке с 3500 жителями на севере Норвегии, спрятанном среди сосновых лесов и скалистых фьордов — в нескольких километрах от границы с Россией.

Киркенес известен двумя вещами: королевскими крабами и шпионами. И Берг был знаком с NIS не понаслышке — он часто ездил в Россию по работе и не раз сталкивался с сотрудниками спецслужбы, в том числе и с тем оперативником, который теперь предлагал ему рискнуть на благо норвежских властей. Такое с Бергом случилось впервые. Оперативник просил его перевезти через границу конверт с 3500 евро наличными и отправить его по почте в Москву. Короткая поездка в Россию вроде не должна была привлечь особого внимания, так что Берг согласился. «Я вообще на все соглашаюсь», — говорит он.

В последующие месяцы Берг ездил в Россию с такими конвертами шесть раз и отправлял их, куда просили. В каждом конверте лежала записка, что эти деньги — выигрыш в покер. В какой-то момент Бергу назначили нового куратора, а запросы стали более сложными: не просто перевезти и отправить деньги, но еще, например, флешку. Его все больше тяготила эта договоренность. Он несколько раз пытался прекратить отношения с разведкой, но куратор был очень настойчив. Наконец, Берг со скрипом согласился на самое последнее задание.

В ту поездку, перед рождеством 2017 года, худшие опасения Берга сбылись: у выхода из московской гостиницы его подкараулили сотрудники ФСБ и отправили в Лефортовскую тюрьму. По данным следствия, на флешке были вопросы о вооружении подводных лодок. А предполагаемый получатель денег, которые отправлял Берг, — бывший полицейский и сотрудник компании, которая занималась поставками оборудования для Военно-морского флота России.

В 2019 году Берг был признан виновным в шпионаже. Еще через семь месяцев его отправили домой — в рамках обмена заключенными. Как вспоминает Берг, первые слова, которые он услышал, приземлившись в Осло, были: «Добро пожаловать домой». И сказал их сотрудник министерства обороны. А затем продолжил: «Мы предлагаем вам 4 млн крон».

* * *

Приехав в Киркенес в мае этого года, я узнал, что шпионский опыт Берга — возможно, в менее экстремальной форме — не чужд многим местным жителям.

«У каждого тут есть сосед, друг, коллега по спортклубу или родитель из детского сада, который работает на военную разведку», — говорит Томас Нильсен, редактор региональной газеты Independent Barents Observer. Уже многие десятилетия Киркенес и окрестности имеют стратегическую ценность для НАТО. Каменистый ландшафт усеян постами прослушивания, которые следят, что происходит у соседей. Россия держит в регионе несколько военных баз, в том числе штаб Северного флота. После начала войны в Украине это электронное подглядывание стало еще актуальнее. Изменились и настроения в городе. Шпионаж, по словам мэра Киркенеса Лены Бергенг, «стал постоянной темой для разговора среди горожан»: «Раньше мы про шпионов особо не думали, но теперь это волнует всех».

Беседы с сотрудниками NIS давно перестали быть диковинкой для местных жителей, регулярно пересекающих границу (хотя с началом вторжения таких людей стало меньше). Чаще всего вернувшихся норвежцев просят пройти дебрифинг — опрос с целью получения информации о России. И большинству эта просьба скорее неприятна. Самые перспективные собеседники — и при этом наиболее уязвимые — это люди с деловыми или личными связями с Россией.

Руне Рафаэльсен, предшественник Бергенг на посту мэра, рассказывал мне, что жители Киркенеса, которые работали в России, часто приходили в его кабинет в полном смятении после бесед с норвежскими спецслужбистами. Их запросы могли быть весьма настойчивыми и рискованными. Например, однажды, как вспоминает Рафаэльсен, офицеры NIS (комментарий они давать отказались) попросили владельца бизнеса с офисами в Мурманске нанять одного из разведчиков, чтобы тот использовал работу как прикрытие.

Время от времени, к изумлению и раздражению жителей Киркенеса, им приходится общаться и с внешней разведкой, и с Полицейской службой безопасности (PST), которая занимается внутринорвежскими делами. То есть сначала появляются одни, задают вопросы, а потом приходят следующие — и все начинается сначала. «Людям скучно отвечать на одни и те же вопросы», — говорит журналист Борд Вормдаль, чья новая книга Spionkrigen («Шпионские войны») рассказывает историю шпионажа в арктической Норвегии.

Почти все в Киркенесе знают, кто служит в контрразведке. «Вот, скажем, человек говорит: "Я работаю в военной сфере", — рассказывает Торбьорн Брокс Веббер, местный лютеранский священник. — Ты спрашиваешь: "О, а чем именно вы занимаетесь?", а он в ответ начинает рассуждать о погоде. Сразу понимаешь, что больше вопросов лучше не задавать».

Я приехал в Киркенес, когда там начинался сезон белых ночей, и город подстраивался под его странный потаенный ритм. Днем по выбеленным солнцем улицам почти не ездили машины, а ночью в пелене жутковатого полусвета маленькие красные, желтые и синие домики жались к фьорду.

Фруде Берг согласился со мной поговорить, и мы встретились утром в одном из фьордов. У него был вид честного дедушки со снисходительным отношением к людям — даже к сотрудникам разведки, из-за которых он два года провел в московской тюрьме.

После того как мы выбрали столик в пустом гостиничном кафе — Берг сел так, чтобы быть лицом ко входу и спиной к стене, — я пошел купить нам кофе. Когда я вернулся, у меня подвело живот — стул Берга пустовал.

Я был уверен, что чем-то его случайно спугнул. В конце концов, напиток с ядом, снотворным и даже радиоактивными частицами — это не просто сюжетная деталь в шпионских фильмах.

Я так и стоял с кружками в руках, оценивая ситуацию, но тут увидел, что Берг возвращается. Он отходил к машине, чтобы оставить в ней мобильный — он так делает на всех встречах, ничего личного. Слишком уж уязвимы современные смартфоны с точки зрения безопасности.

* * *

У русских тоже есть свои агенты среди местного населения. Допрашивая Берга, офицеры ФСБ демонстрировали высочайший уровень осведомленности в киркенесских делах, вплоть до деталей повседневной жизни сотрудников NIS. Берга впечатлило, что они даже знали о проблемах с алкоголем в семье одного из его кураторов — обстоятельство, которое тот держал в секрете. Похожие вещи рассказывали и другие норвежцы после бесед с сотрудниками российских спецслужб. Одному из них, арестованному в России, показывали фотографию его собственной гостиной — учитывая, что квартира на третьем этаже, он решил, что снимали с дрона.

Журналисты начали писать об этих встречах примерно в то же время, когда появились новости о Берге и его работе на NIS. Жители Киркенеса возмутились. Как вышло, что российская разведка так вольготно чувствует себя в их городе? Началась паранойя, люди не хотели сотрудничать с норвежскими властями.

Один местный житель, как рассказывает Рафаэльсен, решил полностью прекратить свой трансграничный бизнес после дебрифинга NIS — из страха, что ФСБ узнает об этом и арестует его. У Москвы в Киркенесе полно кандидатов для вербовки, здесь живет 350 россиян, а иногда информантом может стать и норвежец.

Шпионам даже необязательно жить с норвежской стороны границы. В 2019 году делегация российских православных священников приехала в Киркенес по программе городов-побратимов из Североморска, где расположен штаб Северного флота. Они заинтересовались слегка неожиданным вопросом — устройством местного снабжения питьевой водой. Как рассказывает редактор Independent Barents Observer Нильсен, радушные хозяева отвели их на водонасосную станцию неподалеку от гавани. Тогда двое священников попросили показать им резервуар, который находится в нескольких километрах от города. Сначала местные власти согласились. Но начальник полиции усомнился в разумности этого плана, и поездку из маршрута делегации убрали (а потом отменили и статус городов-побратимов).

Скепсис по поводу намерений священников был понятен: связи РПЦ и российских спецслужб хорошо известны, и кое-кто в Киркенесе счел, что священники собираются составить карту запасов питьевой воды города — полезная информация в массе зловещих сценариев. Впрочем, возможно и другое, менее мрачное направление мысли. По словам местного пастора Веббера, инфраструктура была одной из главных тем для обсуждения, когда он ездил в приграничные российские города несколько лет назад. В арктическом климате и правда нелегко наладить работу самых базовых систем вроде водопровода или отопления: «Я не говорю, что их просьба не вызывала подозрений, но в таких местах люди действительно интересуются инфраструктурой».

Этот случай иллюстрирует двойственность приграничных шпионских игр. С одной стороны, шпионаж совершенно реален и к этой угрозе надо относиться серьезно, чтобы не сыграть на руку спецслужбам. С другой, паранойя тоже явление небезопасное: если все время кричать «Волки!», можно обесценить работу по поиску настоящих шпионов. Общественное доверие и чувство общности можно уничтожить в бою с тенями врагов, которые часто оказываются воображаемыми. У местных жителей есть подозрения по поводу тех, кто, возможно, сотрудничает с ФСБ, но люди стараются не поддаваться мании, которая легко может расцвести, если дать ей волю. «Если про каждого русского в Киркенесе думать, что он шпион, — говорит Веббер, — жить станет очень страшно».

Гуннара Рейнхольдтсена, который двадцать лет проработал главой NIS и вышел на пенсию три года назад, это тоже не очень беспокоило. «Про это много говорили, мол, в Киркенесе перебор русских, — рассказывает он. — Но в Осло их значительно больше».

* * *

Когда я приехал в Киркенес, он был одним из немногих мест в Европе, где еще могли рыбачить российские суда после вторжения в Украину. Гавань занимает большую часть набережной, это километр бетона, усеянного складами и штабелями ловушек на королевского краба. С полдюжины обветшалых причалов выходит во фьорд.

В обычное время рыболовецкие и грузовые суда заходили в гавань по 800 раз в год, и половина из них была из России: они набирали тут команду, пополняли запасы, чинились. Теперь, когда туристы из России больше не появляются, местная экономика еще сильнее зависит от этих рыбаков. За несколько дней до моего приезда в Осло пошли разговоры, что санкции должны распространиться на работу верфей с российскими траулерами — такой запрет грозит практически полным закрытием доков в Киркенесе.

Российские суда приносят деньги, но отношение к ним к моменту моего визита испортилось. Мэр города считает, что дело не только во вторжении, но и в трехсерийном документальном фильме Skyggekrigen («Борьба теней»), который выпустили национальные вещательные компании Норвегии, Швеции и Дании. В нем утверждается, что рыболовецкие и исследовательские суда часто занимаются шпионской деятельностью или подготавливают почву для будущих актов саботажа.

Впрочем, российские рыбаки в Киркенесе в последнее время и правда ведут себя странно. Прошлым летом с траулера спустили моторку, которая поехала к мосту Стремен, на закрытую военную территорию. Естественно, возникли подозрения, что таким образом русские решили ее изучить. В январе два рыбака решили прогуляться по городу в одежде, сильно напоминавшей военную форму, и заработали своему капитану выговор от местной полиции. Томас Нильсен говорит, что Киркенес — это что-то вроде лаборатории: «Они проверяют норвежские власти. Как далеко можно зайти, прежде чем вмешается полиция? Что Норвегия готова стерпеть?».

* * *

17 мая в Норвегии отмечают День Конституции. Норвежцы отряхивают от пыли свои бюнады — расшитые шерстяные наряды, которые делают их похожими на крестьян XIX века, собравшихся в церковь, — и идут маршем по городу с флагами, приветствуя друг друга словами, которые обычно говорят в день рождения. Погода в тот день испортилась, и я решил поискать убежища в парке. Я слышал, что российские вандалы расписали парковый павильон провоенными граффити, но к моему приходу их уже закрасили.

Через пару минут после моего прихода две женщины средних лет поднялись по ступенькам павильона, вполголоса разговаривая по-русски. Одна была худенькая и нервная, в куртке с капюшоном, полностью закрывавшим волосы. Вторая, наоборот, более спокойная и осанистая. Сначала они, похоже, меня не заметили, но на середине подъема первая женщина остановилась и потянула за куртку вторую, которая вдруг оживилась, как будто вошла в роль.

«О, с днем рождения», — сказала она, чуть сбиваясь, по-норвежски. Я заметил, что обе держали флажки, и спросил, были ли они утром на детском шествии. Первая женщина занервничала. Ее подруга покачала головой. Возникла пауза. Наконец, вторая женщина подняла ладони и сказала на ломаном норвежском: «Мы просто две пенсионерки». Это прозвучало странно, как будто они пытались развеять мои подозрения, которые я вообще-то никак не демонстрировал.

Скоро дождь перестал, и я ушел, оставив двух женщин тихо беседовать друг с другом в павильоне. Я оглянулся и увидел, что они смотрят на меня и, кажется, обсуждают. Встреча оставила тяжелое ощущение. Я решил прогуляться по окрестностям.

Когда я вернулся, обе дамы ушли, а на их месте была молодая женщина с крашенными в ржавый рыжий цвет волосами. Она сидела на скамейке и напряженно смотрела в телефон, как будто передавала очень важное сообщение. Заметив, что я поднимаюсь по ступенькам, она быстро сунула телефон в чехол и уставилась на меня. Я решил, что помешал ей в какой-то ответственный момент. Мое приветствие на норвежском не вызвало никакой реакции, кроме все того же немигающего взгляда.

По дороге обратно в отель я не мог отделаться от чувства, что одну из женщин — ту, что поосанистее, — уже где-то видел. Вскоре я нашел ее среди своих журналистских заметок — на скриншотах твиттера российского консульства. Ее сфотографировали во время неоднозначно воспринятой церемонии, посвященной роли СССР в изгнании нацистов из Норвегии. Церемония прошла за неделю до Дня Конституции у подножия памятника советскому солдату-победителю, который стоит на холме в центре Киркенеса. Это было вздорное ура-патриотическое мероприятие: парочка русских сорвала плакат в память о расстрелянном украинском военнопленном. Внимательно просмотрев консульскую ленту, я обнаружил еще одно знакомое лицо: женщину с волосами цвета ржавчины. Ее сняли прошлой осенью, она стояла с букетом роз у памятника героям Второй мировой.

Я не знаю, что все это значит. Наверно, ничего. Но вдруг? Вполне возможно, что после нескольких дней под не заходящим до полуночи солнцем, погруженный в шпионские истории Киркенеса, я поддался паранойе. Времени на дальнейшие расспросы уже не было — я уезжал наутро, но решил попробовать повстречаться с моими коллегами по павильону во время дневного парада. Из этого ничего не вышло, но без плаща и кинжала все равно не обошлось.

Контрразведчики из PST тоже были на параде, сказал мне бывший мэр Рафаэльсен: приглядывались, кто из местных слишком тесно общается с русскими. «Я их отлично знаю, — говорит Рафаэльсен об агентах. — Это все семейные люди». Но сегодня, в праздник, который норвежцы традиционно проводят с семьей, агенты ходили по городу в одиночестве. Рафаэльсен даже узнал одну женщину, которая проводила с ним дебрифинг год назад, когда он ездил за границу, спрашивала про его иностранных знакомых и так далее. И понял, что она за ним следит. Он посмеялся над ней и пошел своей дорогой.

Для местных такие встречи просто часть жизни. Но меня, гостя этого города, слежка нервировала. Я вспомнил, что, пока я гулял по городу перед парадом, видел несколько одиночек в темных костюмах — обычная для 17 мая одежда, если ты решил, что не хочешь надевать бюнад. Может, это были контрразведчики? И если да, то какие выводы они сделали из моих встреч в парковом павильоне?

Это было полезным напоминанием о главном препятствии для сбора разведданных в таком маленьком городе, как Киркенес. В таких местах трудно что-то утаить.

Автор: Иэн Макдугалл

Оригинал: The Norwegian town where anyone might be a spy. The Economist / 1843, August 29, 2023

Перевод: Вера Нифлер