Сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов находится под подпиской о невыезде с 21 марта. На него возбудили уголовное дело о «дискредитации» армии за пост правозащитника в фейсбуке, который он написал 14 ноября 2022 года.

«Кровавая война, развязанная режимом Путина в Украине, — это не только массовое убийство людей, уничтожение инфраструктуры, экономики, объектов культуры этой замечательной страны. Не только разрушение основ международного права. Это еще и тяжелейший удар по будущему России», — говорилось в посте.

На первом заседании выяснилось, что следствие выдумало не только тот факт, что Олег Орлов состоит на учете у психиатра, но и самого психиатра, у которого якобы наблюдается правозащитник.

На втором заседании показания против Орлова дали активисты «Ветеранов России», которые рассказали, что «Мемориал» был создан, чтобы «развалить советский Союз критикой Сталина», а также эксперт-лингвист Наталья Крюкова, которая считает, что Орлов занимается «правозащитной антироссийской деятельностью», а также в своей судебной экспертизе по делу Орлова спутала диджеев и джедаев.

На прошлом заседании выступил еще один эксперт-лингвист со стороны обвинения, который назвал правозащитников маргинальными авторами, а утверждение, что военные действия не должны вестись против гражданского населения — стереотипом.

За несколько минут до начала заседания у суда, как и обычно, собрались десятки людей. Рядом с Орловым и адвокатом Тертухиной стоит свидетель защиты Лукин.

Заседание должно было начаться 15 минут назад. Первым в зал впустили свидетеля обвинения Мироненко — до самого Орлова, его защитников, слушателей и прессы.

Всего в зал поместилось около 50 человек, многие слушатели остались в коридоре и на улице.

Судья Кристина Кострюкова открыла четвертое заседание по делу Олега Орлова. Сегодня государственное обвинение представляет новая прокурор Щербакова (ее предшественница ушла в отпуск).

Адвокат Катерина Тертухина начинает продолжение выступление защиты с ходатайства о том, что лингвистическую экспертизу могут проводить только профессиональные лингвисты.

«Существуют серьезные сомнения в наличии у Крюковой и Тарасова достаточной компетенции», — говорит Тертухина и перечисляет регалии экспертов обвинения, которые не имеют прямого отношения к лингвистике.

3 июля в этом суде педагог-математик по образованию Крюкова сказала, что 20 лет работала культурологом, но в ее трудовой книжке написано, что она была старшим научным сотрудником информационного центра до 2013 года. По словам самой Крюковой, которые приводит Тертухина, она формировала базы данных «про это вот все», подразумевая культорологию. Тарасов же по образованию переводчик-референт.

Российская академия наук не ответила на запрос адвоката Тертухиной о научных публикациях Крюковой и Тарасовой, направленный несколько месяцев назад. Центр судебной экспертизы при Минюсте также не ответил на вопросы адвоката, могут ли педагог и переводчик проводить такие экспертизы. Адвокат Тертухина просит суд самостоятельно затребовать ответы из этих учреждений.

Второй защитник Дмитрий Муратов дополняет, что позавчера 16 августа Шуйский городской суд признал недопустимыми пять экспертиз Крюкова и Тарасовой. «Должен согласиться с выводами Шуйского городского суда», — говорит Муратов.

«У нас система прецедентного суда не работает», — устало отвечает судья Кострюкова. Она отказывается направлять запросы.

Тогда адвокат Тертухина говорит, что уже выступавшая в этом суде эксперт-лингвист защиты Елена Новожилова сравнила показания свидетелей обвинения Мироненко и Бохунько. «Они скопированы один с другого», — такой вывод сделала Новожилова, причем неясно какие из показаний были первоисточником.

Ранее в суде Мироненко признавал в ходе допроса, что они с Бохунько пришли к следователю в один день, и намекнул, что они могли быть вместе у следователя. «Если вы хотите соблюдения процессуальных норм, то да, давали [показания] по-отдельности», — сказал тогда Мироненко.

Допрос вел следователь отдела СК по Тверскому району Москвы Илья Савченко. Адвокат Тертухина просит суд вызвать следователя Савченко на допрос, чтобы выяснить все подробности по поводу свидетелей и по поводу назначения экспертиз у непрофильных специалистов.

«Что можно у Савченко спрашивать, мне не до конца понятно, если мы самих свидетелей уже допросили», — недоумевает судья Кострюкова.

В ответ адвокат Тертухина повторяет, что допросы практически идентичны. «Возникают сомнения в добропорядочности следователя», — добавляет защитник.

Судья Кострюкова настаивает, что сами доказательства исследованы, она не понимает, зачем тут следователь.

Олег Орлов напоминает, что судья Кострюкова сама не позволила спросить у свидетелей, почему их показания совпадает. «Вы сами сказали: "Это вопрос к следователю"», — говорит подсудимый.

Защитник Муратов говорит, что свидетели Бахонько и присутствующий тут в зале суда Мироненко — скорее всего, люди искренние. Но следователь решил просто скопипастить их показания.

Муратов считает такие действия следствия недобросовестными. «Мы бы очено хотели понять, какими мотивами руководствовался господин Савченко, предлагая суду подобную халтуру!» — говорит защитник.

Прокурор Щербакова не видит оснований для вызова следователя. Судья Кострюкова отказывается его допрашивать.

Сторона защиты готова допрашивать своих свидетелей. Первым вызывают бывшего члена Совета Федерации, посла России в США и уполномоченного по правам человека в России Владимира Лукина.

— С Орловым знакомы? — начинает судья.

— Мы знакомы в течение нескольких десятилетий точно. Особенно тесное сотрудничество в области правозащиты было с 2004 по 2014 год, когда я два срока исполнял обязанности российского омбудсмена.

Защитник Муратов просит Владимира Лукина коротко пересказать, кто он и кем работал, приводя в пример перечисление должностей в Википедии. «Трудно долго говорить о себе, не предаваясь тщеславию», — начинает Лукин с цитаты философа Дэвида Юма.

Муратов спрашивает Лукина, действует ли до сих пор статья Конституции номер 29, гарантирующая свободу слова. Тот развернуто отвечает, что это аксиома Конституции. Лукин добавляет, что эта статья — продолжение Всеобщей декларации прав человека ООН.

Тогда Муратов просит Лукина объяснить, когда можно ограничивать свободу слова. Лукин отвечает, что это можно делать в условиях военного положения и прочих чрезвычайных обстоятельствах. «Насколько мне известно, военного положения в нашей стране не существует сейчас», — резюмирует он.

Рассуждая о правозащитной деятельности Лукин замечает, что судья Кострюкова странно на него смотрит.

— Ваша честь не согласна с этим?

— Вообще это первый курс [юрфака]… — улыбается судья в ответ.

«Олег Петрович был одним из самых активных, прогрессивных, последовательных деятелей правозащитных. Никогда я не замечал что-то, что противоречивало бы конституционным действиям», — говорит Лукин про Орлова. Он говорит, что современное миграционное законодательство «можно по праву называть орловским законодательством».

Лукин вспоминает в суде эпизод, когда Олег Орлов в составе группы Сергея Ковалева предложил добровольно обменять себя на заложников банды Шамиля Басаева во время захвата больницы в Буденновске в 1995 года.

На этом допрос Лукина окончен.

Следующим допрашивают правозащитника Юлия Рыбакова. Происходит замешательство. Лукин случайно забрал с кафедры всю стопку бланков подписки об ответственности свидетеля. Все смеются.

Рыбаков знает Орлова более 30 лет, еще со времен работы в Верховном совете РСФСР. Они вместе с Орловым в 1994-1995 году были в Грозном во время Первой чеченской войны, когда федеральные войска штурмовали чеченскую столицу.

Рыбаков объясняет, что сначала президент Борис Ельцин решил использовать против сепаратистов местную оппозицию, вооружив ее и дав технику. Тогда отряд местной оппозиции вошел в Грозный и попытался свергнуть Дудаева. «Это вторжение окончилось катастрофой», — констатирует Рыбаков.

И когда стало ясно, что многие попали в плен, «выяснилось, что никто не хочет за это отвечать». Министр обороны Павел Грачев сказал, что ничего не знает об этих солдатах, на что Джохар Дудаев предложил их просто расстрелять. Тогда Сергей Ковалев со своим помощником Орловым поехал в Грозный «спасать наших солдат и офицеров».

Президент Ингушетии Руслан Аушев помог правозащитникам попасть в Грозный для начала переговоров с Дудаевым. В это время федеральные войска уже двигались к городу.

Судья Кострюкова слушает историческую лекцию Рыбакова без какого-либо интереса, подперев лицо рукой.

Таким образом, рассказывает Рыбаков, правозащитники застали штурм 31 декабря 1994 года (накануне дня рождения министра обороны Грачева) в одном из грозненских подвалов. Этот штурм кончился еще большей катастрофой, сетует Рыбаков. Сотни солдат и офицеров погибли.

Наутро 1 января чеченский командир пришел в подвал и высыпал перед правозащитниками гору солдатских документов в крови — их обладателей расстреляли. Рыбаков был в шоке, а Олег Орлов сразу спросил, что делать с документами: «Чеченец ответил: "Война кончится — отдадим". Но мы понимали, что война может затянуться, а матери и близкие не узнают судьбу солдат. И мы с Орловым сели и переписали все данные, чтобы передать списки»,

Защитник Муратов встает и напоминает, что он тоже был в Грозном в этот момент и знает, что Орлов также помогал спасать пленных. Рыбаков продолжает рассказ.

«Утром мы вышли и пошли по этому городу, который напоминал Сталинград 1943 года. С горящими домами, с трупами наших солдат, с убитыми женщиными и детьми, над которыми собаки уже "трудились"», — говорит Рыбаков.

После этого Муратов просит рассказать, как они с Ковалевым и Орловым спасали заложников банды Басаева.

Далее Рыбаков рассказывает о захвате больницы в Буденновске. Правозащитникам тогда сказали, что идут переговоры, хотя готовился штурм.

«В 4 часа ночи мы проснулись от взрывов. Я увидел, как в окнах стоят женщины и кричат: "Не стреляйте". А в них стреляли. Пулеметные очереди шли по окнам. Женщины падали, вставали новые — и по ним пулеметные очереди», — рассказывает Рыбаков.

Группе Ковалева удалось добиться связи с Черномырдиным. Когда он узнал, что произошло, то дал поручение Ковалеву, Орлову, Рыбакову и другим начать переговоры.

Когда они зашли в больницу, то увидели раненых и убитых, кровь на стенах. Во время переговоров с Басаевым поставили условие, чтобы освободили женщин и детей. На это террористы ответили, что тогда начнется штурм — некем будет прикрываться.

Рыбаков рассказывает, что вместе с Орловым они были среди тех, кто предложил себя в обмен на заложников Шамиля Басаева — среди них 111 беременных и только родивших женщин. Благодаря таким добровольным заложникам удалось спасти полторы тысячи человек.

«Мемориал» публикует фотографию соглашения с террористами, которое подписал Олег Орлов.

«Когда утром мы вышли из подвала после штурма Грозного, я увидел, что Орлов поседел. Когда мы увидели разбомбленный город, трупы людей, женщин, детей, растерзанных снарядами — с тех пор Олег Орлов не мог не стать миротворцем», — отвечает Юлий Рыбаков на вопрос адвоката Тертухиной о том, мог ли Орлов сейчас не выступать против войны.

Как только Рыбаков назвал Орлова миротворцем, судья велела защите спрашивать ближе к личности, а не к «общей обстановке».

— Вы рассказываете об исторических событиях, которым я тоже была свидетелем, — недовольна судья Кострюкова.

— А Орлов — участником, — парирует Муратов.

— Я в курсе, что было в Буденновске, что было в Чечне — и куда делось нечеченское население из Чечни.

— А сейчас они там есть?

— Уже есть. Некоторые даже вернулись.

На этом допрос Юлия Рыбакова окончен.

Следуюший свидетель — правозащитник Светлана Ганнушкина, глава комитета «Гражданское содействие».

Ганнушкина рассказывает, что знакома с Орловым с 1989 года. Все эти годы они плотно сотрудничали в области защиты прав человека. Орлов когда-то руководил программой «Горячие точки», которая анализировала проблемы в зонах вооруженных конфликтов и помогала людям.

«Мы вместе ездили в горячие точки. Много раз были в Чечне. Олег проявлял свои лучшие качества, человек чрезвычайно чуткий к чужому горю, храбрый — но выступает прежде всего за безопасность других людей», — рассказывает Ганушкина про Орлова.

Адвокат Катерина Тертухина просит Светлану Ганушкину прокомментировать слова о том, что «правозащита — это антигосударственная деятельность», такое заявление сделал один из свидетелей обвинения в рамках судебного разбирательства.

— Ну тогда надо в антироссийской деятельности обвинять Москалькову, присутствующего здесь Лукина, бывшего омбудсмена. Правозащитники, как правило, настроены на сотрудничество с государством. Любое государство нуждается в оппоненте. Народ является источником власти. Те самые общественные организации, возникающие снизу, — это и есть голос народа. И в нормальной ситуации власть его слушает.

Мы можем обнаруживать проблемы, анализировать, говорить о них, помогать. Но мы не можем обеспечить человека документами, принять детей в школу и так далее. Правозащита — это и обязанность государства.

«Мы открывали приемную в Ингушетии и привезли тонну лекарств. У нас было согласие государства, что нас пропустят через пункты. На каком-то пункте были солдаты — было видно, что нездоровые. Они сказали, что у них в части грипп. И по предложению Олега мы дали им лекарства», — продолжает рассказ Ганушкина.

Напоследок Ганушкина рассказывает об антивоенном пикете, в котором участвовал Орлов.

Отвечая на вопрос адвоката Тертухиной, мог ли Орлов не выходить в такой пикет, Ганушкина сказала: «Думаю, нет. Это единственный мирный выход, который мы можем себе позволить, чтобы выразить отношение к тому, за что мы чувствуем ответственность».

На этом допрос Ганушкиной окончен.

Следующий свидетель защиты — житель Дагестана Султанхан Ибрагимов.

В 2016 году в его дом приехали силовики в штатском. Оттуда мужчину доставили в Советский районный отдел милиции, а потом увезли в неизвестном направлении на восемь дней. В этот период полицейские пытали его током, били по голове, лицу, туловищу и конечностям, требуя от Ибрагимова признание в убийствах. Следователи отказались возбуждать уголовное дело против силовиков, а сам Ибрагимов провел под арестов почти два года.

Вести дело в российских судах помогал ПЦ «Мемориал» — в частности, Олег Орлов, который до ликвидации ПЦ возглавлял программу «Горячие точки». В итоге Султанхана полностью оправдал суд присяжных.

ЕСПЧ взыскал в пользу мужчины 55 тысяч евро. Но ответственных за пытки так и не привлекли к ответственности. Обстоятельства похищений и избиений Ибрагимова до сих пор никто не расследовал.

«Мемориал писал во все инстанции, пытался мне помочь [по поводу привлечения к ответственности тех, кто пытал]. Мемориал в 2016 году приезжал к нам в Дагестан и под руководством Олега Петровича делали обход по всем изоляторам и выявляли нарушения. Многих правоохранителей подсадили, уволили. Многие писали, что у нас наконец в республике власть появилась. Я очень благодарен Мемориалу и Олегу Петровичу Орлову», — сказал в суде Султанхан Ибрагимов.

Адвокат Катерина Тертухина просит отложить заседание, чтобы успел приехать свидетель из другого города.

Судья Кострюкова отложила заседание до 11:00 31 августа.